Моросит дождь. Дворники поскрипывают, не от натуги, а от старости. Их давно пора поменять, но они справляются со своей работой, и все недосуг купить новые.
Дорога серпантином вьется среди березок, невысоких елок и сосен. Василий Михайлович – водитель опытный, на поворотах не тормозит, а только сбрасывает газ. На заднем сиденье жена и дочь начинают спор, дочка упорно хочет протянуть ему ложку с лекарством, так как время его принимать, жена требует не мешать отцу вести машину. Михалыч на секунду оборачивается, чтобы прекратить спор. В следующую секунду видит, как его «Нива» летит по березняку, он улетел в кювет и теперь прокладывает аллею среди леса. Наконец упирается в ель, машина глохнет, из-под капота идет дым. «Быстро из машины!», - командует он девчонкам. Те в миг высыпаются и начинают плакать. За всю свою водительскую жизнь Михалыч никогда не посещал кювет, мозги ничего не подсказывают, опыт тоже, поэтому он действует решительно, быстро и абсурдно. Достает большой перочинный нож и начинает резать елкин ствол. За этим занятием его застают грузовик и потрепанная легковушка. Парень с видом крутого подмосковного пацана спускается с дороги и уважительно говорит:» Я за тобой ехал и вдруг смотрю ты в кювете по лесу шарашишь. Но машину удержал… Профессию не пропил… Ну, я парней собрал, мужика надо выручать.» Жена с дочкой испуганно прячутся за машиной, помощники бандитского вида даже слезы им высушили. А «Нива» перестала дымиться.
Адреналин – хороший помощник. Михалыч сам не понял, как он сломал ствол елки. В нормальном состоянии ему бы и в голову не пришло тягаться с этой вполне крепкой елью. Машина завелась и тихо двинулась в сторону дороги. «Класс!», сказал старший пацан, пожал Михалычу руку и вся его лихая команда загрузилась в грузовик и легковушку и отчалила в поисках новых подвигов.
Еще раз пронесло… Так у него и чередовалось: заносило – проносило, о причинах Василий Михайлович особо не задумывался. Даже напевая про себя:» То взлет, по посадка… Мой друг Серега Санин…» не заглядывал за горизонт, где количество взлетов и посадок может не совпасть.
Он работал третий год ректором непрeстижного, небогатого, частного вуза. Работа ему нравилась, хотя в ней оказалось очень много от бизнеса, а вот бизнес Василий Михайлович считал абсолютно чужой для него сферой. Особенно нравилось разруливать сложные ситуации, помогая студентам, подчас и преподавателям выбираться из, казалось бы, полной безнадеги. В общении с людьми ему помогала внешняя бесстрастность, даже на самых буйных она действовала тонизирующе. Михалыч не был особо плечистым, не тянул он и на культуриста, плотно обвешанного мускулами. Но вся его фигура говорила о том, что он всегда готов к бою, к драке, к потасовке.
Приближался Первомай, по указанию свыше Михалыч должен был вывести на демонстрацию сотню студентов и сотрудников, это было тяжело, за исключением нескольких старых большевиков из числа комсомольцев пенсионного возраста никто не хотел дефилировать по улицам Москвы с флажками и энтузиазмом на лицах. Обзванивал, вызывал к себе, проводил что называется индивидуальную работу, понимая, что общий призыв и командирское указание не сработают.
И вдруг звонок от его бывшего начальника, чуть ли не единственного за всю уже не короткую жизнь, с которым было удивительное взаимопонимание. Тот задал вопрос, на который Михалыч ответил не задумываясь. Сергей Петрович спросил: «Поедешь со мной в Донецк?» О деталях условились переговорить при встрече.
Встреча состоялась только в самолете, последнем, что летел по маршруту Москва – Донецк. Шел 2014 год. Шоколадный король и по совместительству президент Украины Петр Порошенко уже начал АТО – антитеррористическую операцию на Донбассе. К этим самым террористам и летели два немолодых московских джентльмена. Сергей Петрович пригласил в головоломную миссию Михалыча, так как был уверен, что тот не откажется и даже в самую сложную минуту не спасует. Василий был его товарищем, но не из тех, с кем пьешь водку и говоришь о мимолетном или вечном. Тяжелым человеком был Василий, и мысли в его башке ворочались тяжелые, только очень редко он их высказывал вслух. Сам Сергей Петрович уже давно с легкостью пересаживался с одного высокого кресла на другое, но не бронзовел, с иронией относился не только к креслам, но и к самому себе. Сейчас у него вышла пауза с должностями, и тут с разных сторон пришли просьбы по поводу одной опасно затянувшейся истории на мятежном Донбассе. Сергей Петрович не был любителем адреналина, но паузу надо было заканчивать. А это был шанс многим о себе напомнить.
В Донецке сохранялось неустойчивое двоевластие: наряду с назначенным Киевом губернатором была местная власть, не признававшая майданных вождей. Местная власть опиралась на поддержку населения и отряды вооруженных ополченцев. Пять ополченцев с пистолетами и обрезами и встретили Петровича и Михалыча в аэропорту.
Вначале все складывалось просто отлично, в Донецке присутствовала миссия Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе – ОБСЕ, их людей, военных наблюдателей, как объяснил в самолете Сергей Петрович своему старому другу, они и прилетели освобождать. Этих наблюдателей в Славянске задержали ополченцы. Среди наблюдателей были немцы, чех, датчанин. Славянск штурмовали атошники, была опасность, что в ходе боевых действий заложников убьют, могли и целенаправленно убить киевские боевики, те же люди СБУ или Правого сектора, чтобы списать убийство на ополченцев и на Москву и вызвать большой международный скандал. Вот многоопытного Сергей Петровича и попросили их освободить.
Люди из миссии ОБСЕ вначале встретили московских гостей как родных, пообещали дать бронированные джипы и вообще оказывать всяческую помощь, в том числе урегулирование вопросов с Киевом. А дальше началось…
Переговоры вели высокий, высокомерный голландец и подвижный американец, профессиональная принадлежность которого не вызывала сомнений. Двух других членов миссии словака и русского к переговорам не допустили.
Переговорщики из ОБСЕ исчезали, созванивались с министром внутренних дел, руководившим АТО, отставным уголовником Аваковым и озвучивали Петровичу и Михалычу условия, которые менялись от вежливого намека убраться восвояси до любезного предложения переместиться в Харьков и уже оттуда (так безопаснее!) выдвинуться в Славянск. Московские джентльмены тупо стояли на своем – дайте гарантии проезда через территории, контролируемые ВСУ, Правым сектором или кто там еще у вас есть, борясь с террористами, а с террористами, то есть ополченцами сами договоримся. Аваков через посредников упорно повторял, что не может гарантировать безопасность у ополченцев, так как там хаос, никому неподконтрольные полубандитские формирования… В ход переговоров вмешался министр иностранных дел Украины господин Дешица, который напрямую позвонил Сергей Петровичу и наорал на него, требуя немедленно покинуть территорию суверенного государства, так как прибыли московские люди без оповещения дипломатической нотой. На что Петрович пояснил министру, что и он, и Василий Михайлович – частные люди, на госслужбе не состоят и потому нота не могла быть направлена. Светлое, майское кафе на втором этаже гостиницы превратилось в штаб по проведению операции по вызволению заложников. Как и любой нормальный штаб его постоянно охраняли. Охраняли донецкие ополченцы. Старшим у них был горловский депутат Дмитрий с потаенным, застывшим изумлением в глазах. Он будто время от времени сам себя спрашивал:» И это действительно я участвую во всей этой заварухе, я - простой горловский парень, мастер участка…» И это потаенное изумление его не сдерживало, а наоборот подталкивало идти вперед и вперед, чтобы еще больше изумляться и говорить – а еще я и так могу! Его ребята сидели внизу в холле гостиницы, а он с момента прилета не отходил от Петровича и Михалыча, охраняя их даже в местах, казалось бы, совсем безопасных. Только таких мест на Донбассе весной 2014 уже не было.
Переговоры зашли в тупик. Голландец с американцем будто уже забыли, что в Славянске в заложниках сидят наблюдатели от их же организации, уже и бронированные джипы они не могли выделить… И всем видом показывали большое разочарование по поводу поведения приехавших из Москвы с виду вполне интеллигентных господ. Петрович с его улыбчивой манерой казался более интеллигентным и более покладистым. И голландец пытался поговорить с ним тет-а-тет. Михалыч страховал старшего товарища и не отходил от него ни на шаг. В переговорах как в драке чуть дашь слабину, спасуешь и быть тебе битым.
В перерывах между переговорами пару раз подходил русский дипломат из ОБСЕ, он то и принес новость, что с ними хочет встретиться донецкий губернатор, тот, что был от Киева. Но родом он был местным и здесь у него был серьезный бизнес. В ситуации тупика решили использовать и этот шанс. Сперва схема повторялась один к одному. Губернатор звонил Авакову и воспроизводил его позицию. Но в один момент тройной пинг-понг прекратился. Губернатор явно углядел в ситуации нечто выигрышное для него самого. Он каждый раз удалялся, чтобы переговорить с Аваковым, вдруг разговоры удлинились, создалось впечатление, что он старается теперь уже сам убедить министра. Наконец, он спросил у Петровича: "Там вместе с людьми из ОБСЕ сидят наши офицеры, они сопровождали ОБСЕ и их так вместе и забрали. Сумеете и их освободить». Согласовывать столь щекотливый вопрос с Москвой с точки зрения бюрократической логики было необходимо. Петрович не был бюрократом и сразу дал согласие. Гарантии были получены.
Совсем поздно вечером в гостинице вновь появились голландец с американцем, по-прежнему настаивавшие на харьковском варианте. Они говорили одно, губернатор – другое. Что говорил Аваков они узнают на своей шкуре на следующий день.
На сон оставалось всего три часа, но сон не шел. Михалыч думал, как жена с дочками будут жить без него. Шансы, что это его последняя ночь, были велики. Он отлично понимал, что здесь даже однозначный приказ Авакова могут проигнорировать. Да, и что это будет за однозначность – большой вопрос. Охрана у них – символическая, может послужить и отягчающим фактором. В прочем все равно лучше с ней, чем без нее. Он ворочался, искал удобное положение для своей тяжелой головы. Сон не шел. Сквозь легкие шторы пробились лучи восходящего солнца. Забылся всего на несколько минут. Впрочем, грань между сном и бдением становится неуловимой, когда одни те же чувства преследуют и во сне, и наяву.
Первыми кого в пять утра они увидели в холле гостиницы были их «друзья» из ОБСЕ, они пожаловали, чтобы вновь настоятельно рекомендовать не ехать в Славянск. Обещание они сдержали: бронированных джипов не выделили. Особенно активничал лихо говоривший по-русски американец. Он то и получил патетическую ремарку на манер легкого нокдауна от Михалыча: «Фактор один не учитываешь». «Какой?» - изумился господин, из тех, что в шутку называют искусствоведами в штатском.» Мы – русские! Мы все равно поедем…». Американец сделал дежурный смайл, улыбкой нельзя это было назвать, пожал плечами и отошел от странного собеседника.
Проехали широкими проспектами Донецка. Утренний, весь будто свежевымытый с нежной листвой молодой зелени он завораживал своей современной красотой.
За городом вполне сносная шоссейка повела прямо в сторону города, своим названием столь объединяющего украинцев и русских. Конечный пункт зоны ни мира, ни войны -- приграничное кафе «Ветерок». Дальше неизвестность, которая ничем страшным не обернулась.
Путь через Дружковку, Краматорск…. При выезде из Краматорска хорошо оборудованный блокпост. Мешки с песком, штабеля старых шин. Ополченцы объясняют – дальше ничейная полоса, за ней могут быть ВСУшники, могут быть отморозки из добровольческих батальонов. Пожилой ополченец с въевшейся навсегда угольной пылью на руках на прощанье сказал: «Мы-то все тут ляжем, но вы о семьях наших позаботьтесь!»
Через несколько километров дорогу им перегородили БТР и автоматчики в разномастной форме. С дипломатами главный переговорщик - Сергей Петрович, с военными - Михалыч. Об этом не договаривались, само собой так получилось.
Автомат почти уперся в грудь Михалыча, как только он вылез из машины. Еще четыре автомата были направлены на его спутников, оставшихся в машинах. Охрану Михалыч попросил из машин не выходить, в этой ситуации она все равно была бесполезна. ТТ и обрезы против БТР и АКМ – не аргумент.
Попросил солдат позвать командира. Курносый крепыш опустил оружие и быстрым шагом, почти бегом направился в сторону от дороги. Вскоре его фигура скрылась в зарослях шиповника с нежно зелеными листиками. Дальше на дороге стоял еще один БТР. Ближайший был с не закрашенным номером, и это был хороший знак.
Один солдат держал его на прицеле, но подходили другие рассматривали. Наконец, появился молодой капитан, он проверил документы, выслушал объяснения, зачем люди из Москвы едут в Славянск. Говорил он спокойно и даже вежливо. Но из Киева он не получил никаких указаний и пропустить их отказался. Тогда его связали с губернатором, который подтвердил, что Аваков дал добро. Капитан вновь отошел. Он то ли колебался, то ли советовался со своим военным начальством. Один из солдат был в форме «Беркута», и Михалыч его спросил: «А ты то что здесь делаешь?» Тот помялся и ответил «Работы не было, а жить то надо. Вот и подписал контракт». Другой солдат сам заговорил, ругался, что торчат они здесь непонятно зачем и против кого. Третий постоянно держал Михалыча в прицеле автомата.
Наконец, капитан приказал обыскать машины (я бы с этого начал подумал Михалыч) и переписать все имевшееся оружие, но оружие не реквизировал, только предупредил, что на обратном пути проверит наличие всех стволов.
На подъезде к Славянску их вновь задержали. Блокпостом это нельзя было назвать. Всего несколько бревен перегораживали дорогу. Черноволосые мужики с охотничьими ружьями никак не могли взять в толк, зачем люди из Москвы едут в мятежный Славянск забирать каких-то заложников. Петрович с Михалычем третий раз повторяли одно и то же, подозрительность на лицах мужиков явно неславянской породы не исчезала. Наконец, подкатила старая Волга с отверстиями от пуль в переднем стекле. Из нее вышел молоденький ополченец, не представляясь поздоровался за руку с москвичами, махнул рукой на бревна, которые тут же раздвинули для проезда машин. Его явно здесь хорошо знали. «Извините, сказал он, - со связью было плохо. Цыган не удалось предупредить, а это их поселок».
С мэром Славинска вести переговоры не пришлось, он сразу предложил подняться на третий этаж здания, в котором помещалась политическая власть всей освобожденной зоны, туда заблаговременно перевели всех заложников за исключением одного. К нему оставались вопросы у командира ополченцев. Пришлось ждать. А с заложниками они с Петровичем переговорили, точнее общались они только с одним из них, остальные молчали и слушали. Этот германский офицер держался уверенно и даже с вызовом. Испуганными и потерянными выглядели только украинские офицеры, они явно не верили, что их тоже освободят.
Ждать пришлось долго, под звуки начавшихся автоматных очередей, разрывов мин и гранат. Было ощущение, что бой приближается к центру города. Все оконные проемы в здании горисполкома были закрыты мешками с песком, вокруг дома были возведены укрепления, все улицы, которые вели к центральной городской площади были перекрыты блокпостами с дежурившими на них бойцами. Эти меры предосторожности, пожалуй, только усиливали ощущение тревоги.
К ним зашел молодой ополченец, который сопровождал их от цыган. «Варвар», - наконец, представился он. За исключением мэра здесь ко всем обращались по позывному. «Варвар» рассказал, что еще до прибытия в Славянск москвичей по направлению к городу выдвинулись два взвода ВСУ при поддержке БТР, но их окружили местные жители. Бабы, кто на русском, кто на украинском стали кричать, разговаривать, упрашивать солдат оставить их в покое. Они же никого не трогают, хотят жить, как жили. В Киеве чудят, ну и пусть чудят, только они тут причем. Солдаты слушали, офицеры слушали. Наступление остановилось. Тут появилась группа боевиков, не из числа ВСУ, открыла огонь по толпе. Им ответили ополченцы. Завязался бой, так как боевики смешались с ВСУшниками, те тоже оказались втянутыми…
Михалыч понял, ВСУшников вязали кровью. Одно боестолкновение, другое, третье и вчерашний беркутовец, и молодой капитан, и солдатик, который не видел смысла в действиях на Донбассе превратятся в бойцов, у которых есть враг и врага надо будет уничтожать. Этот враг донбасские ополченцы и поддерживающие их москали, то есть Михалыч, Петрович и все без исключения граждане Российской Федерации. Порошенко, Аваков и их кукловоды знали, что делали - они создавали армию Украины, готовую сражаться, следуя заветам Степана Бандеры, для которого извечным врагом являлся «весь москальский народ».
Сергей Петрович общался с журналистами. Занимался привычным для себя делом, рассказывал, как к нему обратилось руководство ОБСЕ и Совета Европы с просьбой вызволить заложников. А Василий Михайлович не находил себе места, он сам себя чувствовал заложником. Шел бой, а он сидел и ждал. Не выдержал, оторвал Петровича от журналистов, сказал, что пойдет поможет мужикам: лишний ствол им не помешает.
- Ты что с ума сошел? – взорвался Петрович, - Мы не за тем сюда приехали…Об этом в миг журналисты узнают. Их тут прорва. Стрингеры от Би-Би-Си, Си-Эн-Эн…
Пару раз бабахнула пушка. Явно становилось все более жарко. Михалыч кивнул головой и пошел к мэру Пономареву. Тот натужно орал матом в трубку телефона…Когда тирада закончилась, Михалыч сказал: "Я боевой офицер, прошел Афган. Дайте автомат и боекомплект, буду нелишним.»
Пономарев ответил коротко:» Не дам.», затем пояснил:» И командир наш не даст. Увозите скорее этих клятых иностранцев, пока их тут не шлепнули и на нас с вами это не списали. Через пять минут последний наш гость будет здесь. Забирайте его и выдвигайтесь на дорогу, по которой приехали, бой идет в другой стороне. Если будут заикаться про компьютеры и другое оборудование, пусть забудут. Шпионили за нами наблюдатели хреновы, вот мы их и задержали. Улики у себя подержим». И крепко пожал руку.
Быстро доехали до молодого капитана с его пестрыми ВСУшниками, машины проверили, но дальше пути не было. На окраине Краматорска шел бой. Пара такси и три легковушки вернулись. В одной из них была женщина с новорожденным, из родильного ее везли домой. А у дома гремели выстрелы.
Шел штурм того блокпоста, на котором пожилой ополченец сказал Михалычу: "Мы все тут ляжем…» . Капитан предложил поехать по другой дороге, а он оповестит командиров, что у москвичей есть разрешение на проезд. Михалыч поблагодарил, но предложение не принял. Сам же капитан подтвердил, что у него есть связь только с частями ВСУ, добровольческие батальоны жили своей жизнью. Оставалось ждать.
Наконец выстрелы стихли. Одна за другой машины двинулись к Краматорску. Первой шла с Димой и Михалычем. Блокпост горел, на фоне пламени были четко видны фигуры боевиков и стоявшая чуть поодаль БМП. Михалыч только успел разглядеть, что неизвестные с автоматами были одеты в черную форму, как по их машине пошли автоматные очереди. Водитель резко затормозил, затем сделал крутой разворот. Обошлось! Машины за ним сделали тот же маневр. Отъехали за поворот и встали. Минута общей растерянности. Именно в эту минуту Михалыч упустил, как в сторону боевиков двинулся Дима. А дальше будто замедленные кадры. Дима снимает пиджак кладет его на асфальт, остается в белой рубашке, так что издалека видно, что у него нет никакого оружия. Он поднимает руки и спокойно не быстро и не медленно двигается в сторону людей с автоматами. Уже поздно бежать останавливать, эта мысль –оправдание еще только шевельнулась в голове у Михалыча, как раздалась очередь. Без предупреждения. Выстрелы на поражение. Дима падает, пытается приподняться. Еще очередь. И неподвижное тело на сером асфальте и алая, алая кровь на асфальте и на белой рубахе.
Михалыч метнулся в машину, подхватил походную сумку с аптечкой, прицепил ее к ремню. Сергей Петрович по его резким движениям все понял, схватил за руку: «Не пущу!» «Уйди! «- огрызнулся его друг-подчиненный и побежал тяжеловато, но профессионально, меняя курс, темп, пригибаясь.
У БМП два боевика наблюдали за машинами на дороге.
Карпо, смотри еще один?
- Вижу, - и передернул затвор.
- Дай, я! Ты одного уже положил.
- Стреляй. Не жалко. Их тут всех ложить надо. Гниды москальские….
Целится, стреляет короткими очередями.
Михалыч бросается в придорожную канаву. Пули проходят над его головой.
В микроавтобусе к окнам приникли заложники, они напряженно следят за открывшейся охотой. Ополченцы держат наготове оружие, смотрят то на Михалыча и Диму, то на заложников. Сергей Петрович стоит широко расставив ноги на шоссе. Про себя он то ругается, то почти молится. «Черт, лишь бы пронесло!» Вспоминает с ужасом, что везет то он группу офицеров. «Не выкинут ли они чего?» Видит, что оставшиеся без Димы ополченцы следят за подопечными. Опять смотрит за метаниями Михалыча. «Лишь бы пронесло! Бог ему помоги… «
Он видит как Михалыч ползет к Диме. Дополз. Чуть Михалыч поднимает голову, звучат выстрелы.
Мазила! – теперь целится усатый Карпо.
Его пуля проходит совсем рядом с головой Михалыча. Сразу после выстрела Михалыч с телом Димы устремляется в придорожную канаву. Утыкается лицом в желтые одуванчики. Щупает пульс … Ползет по обочине. Затем тяжело перебегает, вновь падает. Стрелять перестали. Услышал тишину. Ее прервали безмятежным чириканьем воробьи.
Он вынес Диму, но аптечка не потребовалась. В микроавтобус на последнее сиденье положили бездыханное тело.
Машины отъезжают метров на пятьсот и вновь останавливаются, куда ехать непонятно. Сергей Петрович на своем экзотическом английском общается с заложниками. Он успокаивает их, одновременно и самого себя. Говорение тоже дело, но не всегда спасительное. У нас был великий говорун, который говорил, говорил, говорил и договорился до того, что мы все потеряли страну. Теперь в 2014 кровью расплачиваемся за потерю.
Мудрость начальника не в том, что он все знает, как делать. Мудрость в том, что он подбирает людей, которые знают. Сергей Петрович был мудрым начальником.
Василий Петрович тоже не мог сообразить, как выпутаться из создавшейся ситуации, потому ждал. В момент, который ему указала то ли интуиция, загадочное свойство организма, не поддающееся рациональному анализу, то ли потусторонние силы, в которые Василий Петрович не верил, он двинулся пешком по хорошо запомнившейся дороге в сторону Краматорска. БМП, пятна крови на асфальте. Шел, не спеша вглядываясь и вслушиваясь. Вот и поворот, дальше прямая дорога до того, что осталось от блокпоста. «Мы тут все ляжем…» - вспомнились слова пожилого ополченца из шахтеров.
Мимо промчался таксист, но вскоре вернулся. Михалыч махнул рукой, прося остановиться. Люди в критической ситуации либо быстро начинают понимать, что к чему, либо все для них заканчивается печально. Таксист был понимающим. Не дожидаясь вопросов, он рассказал:» Они ушли, выдвинулись в право от дороги. Огонь от горящих шин такой, что по дороге еще долго нельзя будет проехать.»
- А объездной нет? – поинтересовался Михалыч.
Таксист задумался – Вообще-то есть проселок, давно по нему не ездил, но можно попробовать.
- Мы за тобой поедем? Наши машины за поворотом стоят.
- Так я там же пассажиров оставил. Чего им было рисковать….
Коровники. Навозные ямы. Ухабы, казалось, не проездные для легковушек. Серпантин среди огромных луж, зима все-таки в этом южном крае бывает, и лужи явное напоминание про растаявшие снега. Грязь черная жирная пахнущая, машины буксуют, но все-таки выбираются из ее объятий. Такси, заляпанное вплоть до крыши, наконец выползает на асфальт. Улицы с домиками совсем не городского типа. Но вот город вступает в свои права, появляются многоэтажки, огороды прячутся, у асфальта разглаживаются морщины. Только это город напряженный, испуганный, людей на улицах не видно, изредка ошалелая легковушка выскакивает и тут же стремится скрыться от непредсказуемого греха подальше.
На выезде из Краматорска уставший от общения с теперь уже бывшими заложниками Сергей Петрович пересел в машину Михалыча и, наверное, вскоре пожалел об этом. Тяжело было не то, что разговаривать - находиться в одной машине с натовскими и, особенно. с украинскими офицерами, после гибели Димы. А тут Михалыч задал вопрос, который и так постоянно мучил Сергей Петровича.
- Что Димина жизнь стоила всей этой шелупони, которую мы вытащили из Славянска?
- Политика не измеряется человеческими жизнями, - мрачно ответил Сергей Петрович.
- Чем же измеряется эта гребаная политика?
- Не знаю, - отрезал совсем посуровевший Петрович.
Дорога за Краматорском до кафе «Ветерок» шла сплошь по освобожденной территории. Неожиданности могли быть и там, но Василий Михайлович чувствовал, что приключения закончились, он внутренне расслабился, Психологическая расслабленность возвращала способность думать, а не полагаться полностью на интуицию. Опасность он чуял кожей. Сейчас она отступила. Не предвещали ничего плохого хутора и села вдоль дороги. Хоть настороженной мрачностью и веяло от каждого дома, от каждой мазанки. Домики будто уже успели проникнуться ощущением своей беззащитности, их стены и крыши не защищали ни от мин, ни от снарядов, да и пули залетали в окна беспрепятственно. Машины уносили из зоны войны, только эта зона могла в любой день расшириться.
Отступление чувства опасности уводило и ощущение тесного товарищества, «братства по оружию» столь дорогого для офицерской души Михалыча. Он понимал, что задел Петровича, напомнил ему про вопросы, которые он старательно гнал от себя. Молчание затянулось и стало совсем тягостным. Его надо было прервать, чтобы не закончилось их путешествие на неправильной ноте. Хоть они с Петровичем и друзья, после возвращения они, скорее всего долго не увидятся. По разным траекториям шли их дороги.
Михалыч любил русскую и американскую литературу, про любовь к американцам никому не признавался. А своим нешкольным прочтением русской классики ему хотелось поделиться, только делиться было особенно не с кем да и как-то неуместно. Сергей Петрович был подходящим собеседником.
- Печорин – единственный офицер во всей русской литературе, - высказался о давно продуманном и прочувствованном Михалыч.
- А Андрей Болконский? – почти обрадованно отреагировал Петрович на филологический заход своего друга.
- Для меня он слишком аристократ, слишком адъютант, слишком позер даже. Хотя поза у него героическая как на поле Аустерлица. Печорин тянул лямку как все. И фатализм у него наш, чисто русский, солдатский, офицерский. В Афгане я часто вспоминал Печорина, Болконского никогда.
- Подожди, там же в романе есть еще Максим Максимович…
Ну, философия есть у каждого у нас, есть она и у Максима Максимовича, но описал пусть и мазками Лермонтов философию только Печорина. И очень точно ее описал, он же сам был кавказским офицером.
- Тебе виднее. Я на войне всегда был сбоку, в обозе, дипломатическом обозе. – Сказал и замолчал, явно вспоминая свои прошлые обозно-дипломатические дела.
Раздался телефонный звонок. Их предупреждали, что у кафе «Ветерок» собралась целая кавалькада машин журналистов и специально прибывшего в Донецк генерального секретаря Совета Европы господина Хоглунда, им предлагали проехать подальше, чтобы журналисты не сняли все так, будто заложников освободил господин Хоглунд.
Там перед Краматорском в их взаимоотношениях с заложниками возникла теплота. Сейчас от нее не осталось и следа. Только при прощании один из украинских военных на слова Петровича. «Я был вашим доктором, теперь ваш доктор - господин Хоглунд, я вас ему передаю. «Военный тихим голосом возразил «Вы мой доктор до моих последних дней».
Позже в Интернете Василий Михайлович прочитал интервью чеха о том, как к нему плохо относились в плену. О том, кто его освободил и при каких обстоятельствах – ни слова.
Х Х Х
Май 2022 года Мариуполь.
Командир, - обращается к Михалычу боец с узнаваемым лицом старшого из пацанов, что приехали вызволять его из кювета, - там среди гражданских, что вышли из Азовстали один мужчинка не нравится мне что-то, я его попридержал. Не взглянешь сам на него?
Вон его наш боец ведет.
Михалыч смотрит на мужчину в серой советской кепке и узнает ушлого американца из миссии ОБСЕ.
- Молодец, Серега! Контрразведка будет рада встрече с ним, а я пока с ним разговаривать не буду. Сделаю ему сюрприз. Но попозже. После исполнения им всех песен.
Евгений Кожокин